Когда мы произносим имя великого русского поэта Некрасова, то всегда называем его «народный поэт».

    Он действительно народен, в самом полном и высоком значении этого слова. Если спросить пожилых людей, выросших в деревне, какого поэта они больше всего читали и знали в детстве, то они в первую очередь вспомнят Некрасова. «Однажды в студеную зимнюю пору», «Дед Мазай и зайцы», «У дядюшки Якова товару про всякого» — все это помнится с детства. А песни Некрасова и до сих пор поют, иногда и не зная, кто автор слов бессмертных «Коробейников», «Тройки» («Что ты жадно глядишь на дорогу»), «Огородника», «Средь высоких хлебов затерялося...»

    Это было бы естественно, если бы Некрасов был крестьянином, как Алексей Васильевич Кольцов, Тарас Григорьевич Шевченко, но ведь он был по рождению и воспитанию дворянином. Николай Алексеевич Некрасов родился 10 декабря 1821 года в украинском местечке Немирове, где служил в армии его отец, а с трех лет жил в имении отца, Грешневе. Грешнево — настоящее «дворянское гнездо» — находилось неподалеку от Волги. Там было все: бор, нивы, пастбище, барский дом со всевозможными службами, среди которых были и конюшня, и псарня, и флигель для крепостных музыкантов, темный, тенистый сад с великолепными дубами и липами. Здесь слушал он нянины сказки, здесь звучали песни его матери Елены Андреевны («певицы с удивительным голосом» — как скажет потом Некрасов); здесь семилетним мальчиком он начал писать стихи.

    Как не любить, казалось бы, свое родовое гнездо? Сколько в нашей литературе существует поэтических книг, авторы которых вспоминают свое детство, проведенное в отцовских усадьбах! Но вот одно из первых зрелых стихотворений Некрасова — «Родина»:

    И вот они опять, знакомые места,
    Где жизнь отцов моих, бесплодна и пуста,
    Текла среди пиров, бессмысленного чванства,
    Разврата грязного и мелкого тиранства...

    Если сравнить его стихотворение со стихотворением Лермонтова, имеющим то же название и написанным тем же размером, то бросится в глаза разница в отношении к тому, о чем поэты пишут. У Лермонтова мы читаем:

    Люблю дымок спаленной жнивы,
    В степи ночующий обоз,
    А на холме, средь желтой нивы,
    Чету белеющих берез...

    А у Некрасова — «с отрадой вижу я, что срублен темный бор», «и нива выжжена», «и праздно дремлет стадо, понурив голову над ВЫСОХШИМ прудом» и «набок валится пустой и мрачный дом». Даже о няне он вспоминает с горечью, а не с умилением:

    Ее бессмысленной и вредной доброты
    На память мне пришли немногие черты,
    И грудь моя полна враждой и злостью новой...
    Нет! в юности моей, мятежной и суровой.
    Отрадного душе воспоминанья нет...

    Почему же такой страстной ненавистью возненавидел он эту родную усадьбу? Почему он так яростно отрекается от нее? Да, отец его — грубый, невежественный крепостник, да, Некрасов видел глубокое горе своей матери, женщины тонкой, деликатной, которую постоянно оскорблял муж. Да, будущий поэт рано проникся жалостью и сочувствием к несчастным крепостным, жестоко угнетаемым отцом. Но ведь жалели народ многие. Некрасов же первым заговорил от имени народа, от его лица. Исследователь Некрасова Корней Иванович Чуковский пишет так: «...какую колоссальную ломку должен был он пережить, чтобы сделать «мужицкие очи» своими, научиться глядеть на каждое явление тогдашней действительности — и на самого себя — этими «мужицкими очами»!»

    Он выбрал себе не блаженный удел незлобивого поэта, а долю поэта-гражданина, который

    ...стал обличителем толпы,
    Ее страстей и заблуждений.

    Активность его поэтической позиции совпала с жизненной. Именно Некрасов создал журнал, вокруг которого сгруппировались лучшие поэты и писатели того времени, времени сурового и страшного времени николаевской реакции. Редактируя «Современник», а потом «Отечественные записки», Некрасов совершил гражданский подвиг, такой же, каким стала его поэзия. Как отличается Муза Некрасова от пушкинской и лермонтовской!

    Нет, Музы ласково поющей и прекрасной
    Не помню над собой я песни сладкогласной!
    В небесной красоте, неслышимо, как дух,
    Слетая с высоты, младенческий мой слух
    Она гармонии волшебной не учила,
    В пеленках у меня свирели не забыла,
    Среди забав моих и отроческих дум
    Мечтой неясною не волновала ум...
    ...Но рано надо мной отяготели узы
    Другой, неласковой и нелюбимой Музы,
    Печальной спутницы печальных бедняков,
    Рожденных для труда, страданий и оков.

    Его Муза — русская крестьянка, «бледная, в крови», иссеченная кнутом. А главным его героем стал народ. Более того, народ, мужики, стал для Некрасова воплощением всей России, Родины. Другой Родины, кроме мужицкой Руси, у него не было. Каков же он, этот некрасовский народ? Разобравшись в этом, мы поймем Некрасова.

    Это — могучий народ. Его руками создано в России все: Москва, Петербург — и дорога между ними. Народ — основа России, то, на чем стоит все, в том числе и культура, и цивилизация.

    Как же настойчиво требует Некрасов уважения к народному труду!

    Благослови же работу народную
    И научись мужика уважать.

    Именно уважать, не жалеть, не сострадать ему, а уважать. Ведь самим строителям дороги важно знать, вспоминают ли их:

    Братья! Вы наши плоды пожинаете!
    Нам же в земле истлевать суждено...
    Всё ли нас, бедных, добром поминаете
    Или забыли давно?..

    Они не простые исполнители, им «любо видеть свой труд». Они — «мирные дети труда», труда созидательного, который и есть основа всего сущего.

    Современник Некрасова, русский критик Добролюбов, писал в 1860 году: «Нам нужен был теперь поэт, который с красотою Пушкина, силою Лермонтова умел продолжить и расширить реальную, здоровую сторону стихотворений Кольцова». Этот поэт Некрасов.

Вся его поэзия полна веры в величие народа. Но у этого прекрасного, могучего, глубоко нравственного народа есть правители, которые этот народ предали, продали и забыли. В стихотворении «Забытая деревня» крестьяне напрасно ждут барина: когда он приедет, то восстановит справедливость, пригреет старость, позволит любящим соединиться...

    Умерла Ненила; на чужой землице
    У соседа-плута — урожай сторицей;
    Прежние парнишки ходят бородаты;
    Хлебопашец вольный угодил в солдаты,
    И сама Наташа свадьбой уж не бредит...
    Барина все нету... барин все не едет!
    Наконец однажды середи дороги
    Шестернею цугом показались дроги:
    На дрогах высоких гроб стоит дубовый,
    А в гробу-то барин, а за гробом — новый.
    Старого отпели, новый слезы вытер,
    Сел в свою карету — и уехал в Питер.

    Правители пренебрегают своими обязанностями по отношению к народу, они попросту их не выполняют. Ведь мужики из «Размышления у парадного подъезда» пришли по правильному адресу: к министру государственных имуществ, пришли издалека («кровь на ногах»), пришли летом, в самую страду, когда в деревне каждаяпара рук жизненно необходима. Министр обязан был их принять, но «кто-то крикнул швейцару: «Гони! Наш не любит оборванной черни»». И мужики, которых Некрасов так уважительно представляет в начале стихотворения — «деревенские русские люди» — ушли, «повторяя "Суди его Бог!", разводя безнадежно руками, и, покуда я видеть их мог, с непокрытыми шли головами...».

    Еще Александр Николаевич Радищев писал о том, что если правители не выполняют своих обязанностей, то и народ может не выполнять своих. Но в том-то и дело, что правители народ предали, а народ терпит и только стонет. И не потому, что так сильно в нем рабское начало, а потому, что не понимают, что терпеть больше уже нельзя, что дальнейшее терпение становится безнравственным. В этом горько упрекает народ Некрасов. Он имел право упрекнуть его, потому что любил его, потому что боролся за него, потому что был «свой». Убийственный финал «Железной дороги» можно сравнить только с концом сказки Салтыкова-Щедрина «Повесть о том. как один мужик двух генералов прокормил». И знаменитое «Размышление у парадного подъезда» заканчивается вопросом-упреком: «Ты проснешься ль, исполненный сил, иль, судеб повинуясь закону, все, что мог, ты уже совершил, — создал песню, подобную стону, и духовно навеки почил?..»

    Да, народ за себя пока постоять не может. Но есть люди, которые помнят о нем. Это «народные заступники» — вторая важная тема поэзии Некрасова. Само выражение — народные заступники — подразумевает их роль: они вступаются за народ. Их не так мало, людей, для которых народное благо не забава «щелкоперов». Прежде всего — это русские писатели. Некрасов перечисляет их поименно:

    Эх! эх! придет ли времечко,
    Когда (приди, желанное!..)
    .........................
    Когда мужик не Блюхера
    И не милорда глупого —
    Белинского и Гоголя
    С базара понесет?
    Ой люди, люди русские!
    Крестьяне православные!
    Слыхали ли когда-нибудь
    Вы эти имена?
    То имена великие,
    Носили их, прославили
    Заступники народные!

    А в отрывке из «Медвежьей охоты» так скажет о Белинском:

    Ты нас гуманно мыслить научил,
    Едва ль не первый вспомнил о народе,
    Едва ль не первый ты заговорил
    О равенстве, о братстве, о свободе...

    «Народными заступниками» Некрасов считал и декабристов, первыми вступивших в открытый бой за обиженного мужика. Они твердо знали, что «нету на свете неотразимых обид», как и то, что «зрелище бедствий народных невыносимо, мой друг, счастье умов благородных видеть довольство вокруг». О них он написал поэмы «Дедушка», «Русские женщины».

    Продолжатели Белинского, Гоголя, декабристов, по мнению Некрасова, революционеры-демократы, его друзья: Добролюбов, Чернышевский, безымянные герои, томящиеся в ссылках, гибнущие в неравной борьбе.

    С той обостренной чуткостью и остротой зрения, которую дает только любовь. Некрасов разглядел и тот немногочисленный пока отряд народных заступников, который выдвинул из своей толщи Ермила Гирина и Гришу Добросклонова, героев крестьянской эпопеи «Кому на Руси жить хорошо», выбравших «путь славный, имя громкое народного заступника», героя стихотворения «Школьник». С этим стихотворением связана трогательная традиция русской литературы — темы детей. Невозможно жить без надежды. Надежда Некрасова — русские дети. Недаром стихотворение «Железная дорога» имеет подзаголовок: «Посвящается детям». И ведь действительно стихотворение впрямую обращено к детям, образуя разговор с мальчиком Ваней. Посвящение подчеркивает, что единственно возможный собеседник в данном случае — ребенок. Когда вмешается генерал, категорически и безапелляционно отрицающий созидательную роль народа, рассказчик произносит только одну фразу: «Я говорю не для вас, а для Вани...» С генералом говорить нечего, он не заслуживает спора и правды, а вот дети еще не безнадежны, они могут многое понять. На них надеется Некрасов, в них он видит залог бессмертия народа, того самого, у которого «привычка к труду благородная» начинается уже с шестилетнего возраста, как об этом рассказано в отрывке из поэмы «Крестьянские дети», вошедшем во все хрестоматии и сборники — «Мужичок с ноготок».

    Очень важно в этом отношении стихотворение «Школьник», кстати, любимое стихотворение Василия Макаровича Шукшина, который вслед за С.  А. Есениным и А. Т. Твардовским наиболее плодотворно продолжил некрасовскую, традицию. Обращение к крестьянскому мальчику, идущему в школу, заканчивается восклицанием:

    Вот за что тебя глубоко
    Я люблю, родная Русь!
    Не бездарна та природа,
    Не погиб еще тот край,
    Что выводит из народа
    Столько славных то и знай,—
    Столько добрых, благородных,
    Сильных любящей душой,
    Посреди тупых, холодных
    И напыщенных собой!

    И надежды Некрасова — надежды на детей — оправдались даже при его жизни, хотя он сам на это и не рассчитывал. Его услышали те, на кого он надеялся. Г. В. Плеханов вспоминает о том, как воспринимала Некрасова молодежь: «Я был тогда в последнем классе военной гимназии (нечто вроде кадетского корпуса. — И. С. Г.) Мы сидели после обеда группой в несколько человек и читали Некрасова. Едва мы окончили «Железную дорогу», раздался сигнал, звавший нас на фронтовое учение (строевая подготовка — И. С. Г.)... Когда мы стали строиться, мой приятель С. подошел ко мне и, сжимая в руке ружейный ствол, прошептал: «Эх, взял бы я это ружье и пошел бы сражаться за русский народ!» А вот что написали Некрасову студенты высших учебных заведений Петербурга и Харькова, прочтя горькие строки поэта:

    Скоро стану добычею тленья,
    Тяжело умирать, хорошо умереть;
    Ничьего не прошу сожаленья,
    Да и некому будет жалеть,—

    «Тяжело было читать про твои страдания, невмоготу услышать твое сомнение: «да и некому будет жалеть». Мы пожалеем тебя, любимый наш, дорогой певец народа, певец его горя и страдания; мы пожалеем тебя, того, кто зажигал в нас эту могучую любовь к народу и воспламенял ненавистью к его притеснителям. Из уст в уста передавая дорогие нам имена, не забудем и твоего имени и вручим его исцеленному и прозревшему народу, чтоб знал он и того, чьих много добрых семян упало на почву народного счастья». Он был рад прочесть эти слова, так же, как и последний привет от далекого друга. Сосланный в Сибирь Чернышевский просил передать ему оттуда: «Скажи ему, что я горячо любил его как человека, что я благодарю его за доброе расположение ко мне, что я целую его, что я убежден: его слава будет бессмертна, что вечна любовь России к нему, гениальнейшему и благороднейшему из всех русских поэтов. Я рыдаю о нем. Он действительно был человек очень высокого благородства души и человек великого ума».

    Я лиру посвятил народу своему.
    Быть может, я умру неведомый ему,
    Но я ему служил — и сердцем я спокоен...
    Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
    Но каждый в бой иди! А бой решит судьба...

    И. С. Грачева. Уроки русской словесности. Книга для учителей и учащихся. СПб, 1993. С. 114-121

Используются технологии uCoz